— Ты права, перепутал, — с отвращением в голосе согласился сосед Виктории. — Я считал тебя порядочной девушкой, хорошей подругой, а ты…
Дальше на Петрашову полилась брань, которую она никогда и не думала услышать в свой адрес. И говорил это парень, который ей нравился с восьмого класса, говорил, не стесняясь в выражениях, почти крича на нее.
— Вова, за что?..
Больно, когда говорят гадости. Еще больней, когда они слетают с губ симпатичного тебе человека. Уж лучше бы это знание она почерпнула из книг.
Разумом понимая, что следует встать и уйти, Катя с трудом преодолела накатившуюся слабость. Желание узнать, за что с ней так, оказалось сильней стыда.
— Что происходит, Романченко?!
Парень презрительно сплюнул ей под ноги.
— Думала, придешь к Ефимовой, поплачешься, и она тебя простит? Простит за то, что ты пыталась ее очернить перед парнем, подсыпав таблетки? Не выйдет — родители увезли Витку на море, тебе здесь ничего не светит.
— Они уже уехали? — в потоке слов, перемежаемых ругательствами, растерянная Катя услышала не все.
— Не приходи сюда больше — здесь все знают, какая ты лицемерная тварь. Зря на тебя Ефимовы не заявили…
Романченко прошел мимо, толкнув ее плечом.
Как она оказалась на автобусной остановке, Петрашова не помнила. На метро добираться домой быстрее, но сейчас она никуда не спешила. Ее сознание словно накрыло полупрозрачным колпаком, за которым остался прочий мир. В голове крутилась одна фраза: “… пыталась очернить перед парнем, подсыпав таблетки”. Она подсыпала? Она?! Чтобы очернить перед парнем? Это перед Артемом что ли? Перед трусливым депутатским сынком, любящим снимать на камеру, как друзья издеваются на опоенными жертвами?
Зайдя в автобус, едущий в ее район, Катя на автомате расплатилась и присела на освободившееся место у окна, в конце салона.
Неверие сменилось обидой. Подруга предала ее, выставив главной злодейкой. Как же она могла?!
— Девочка, тебе плохо? — спросила жалостливо женщина, сидящая по соседству.
— Нет…
— Держи, — и она протянула Петрашовой бумажный платок, — у тебя лицо от слез опухнет. Парень бросил? Поверь, детка, невелика потеря, с возрастом ты это поймешь…
Коснувшись мокрых щек — она и не заметила, когда начала плакать, — Катя прошептала:
— Не парень… я подругу потеряла…
Нечаянная собеседница поняла по-своему:
— Ох, умерла подруга? Болела или несчастный случай?
Девочка не стала разубеждать, кивнув. Виктория Ефимова для нее больше не существовала, все равно, что умерла.
— Оно ведь и не знаешь, кому сколько отмерили, и где смерть встретишь. Вон у моей племянницы случай был. Купили они с мужем гостинку в перестроенном из общежития доме. И что ты думаешь? Часть крыши рухнула аккурат над их жильем. Хорошо, что в гостях у матери были, поэтому живы все остались, — тетка рассказывала со смаком, откровенно радуясь новому слушателю. — Фирма, выплатив им какую-то компенсацию, потом заявила, что виноваты они сами, потому что якобы убрали несущую стену… И вот что теперь им делать? И на новую квартиру денег нет, и суд предстоит. И адвокаты, все как один сговорились, отказываются идти против хозяина фирмы. Мол, с депутатом Павловским связываться опасно. На примере журналиста уже все это поняли…
— Простите, какого депутата? — переспросила вынырнувшая из собственных мыслей девочка.
— Да Павловского, чтоб ему пусто было…
Что-то перевернулось внутри у Кати, и на предательство подруги она посмотрела с другой стороны. А что если его не было? Что если Ефимовых заставили так говорить? Чтобы очистить репутацию Павловских?
Странное, незнакомое ранее чувство, сдавило грудь. Гнев. Катя задыхалась от гнева.
— Разрешите выйти, скоро моя остановка…
Протиснувшись мимо женщины, подогревшей своей историей злость на Павловских, Петрашова вышла на четыре остановки раньше своей.
Она надеялась, что ходьба успокоит ее, вернув здравый смысл. И остыв, она откажется от задуманного.
Холодный ветер дул в спину, и Катя достала из рюкзака легкую спортивную куртку с глубоким капюшоном. Если смелость не испарится до того момента, как она доберется до нужного места, эта одежда замаскирует ее внешность.
Стоящий на пустыре, окруженном полукольцом из кустов клена, двухэтажный дом встретил девочку черными глазницами окон. У строителей, проводивших капитальный ремонт и перепланировку бывшего общежития, рабочий день давно закончился, и скорее всего, здесь не было даже сторожа. Но Катя решила убедиться в этом и забралась в заросли клена.
Память услужливо прокрутила беседу с Артемом Павловским, несколько недель назад подвозившем одноклассницу домой.
“Видишь здание? Его и еще одно на окраине города за копейки купил мой отец. После капитального ремонта он их продаст под квартиры и нехило срубит бабла. Вот такую, как у него, деловую хватку хочу выработать и у себя, — с неприкрытым восхищением в голосе сообщил Артем. — А ведь он всего добивался сам, без протекций”.
“Насколько я помню, это общежитие для рабочих литейного завода? И его вроде бы определили под снос? Разве капитальный ремонт чем-то поможет?”
“Ты повторяешь слова одного журналиста, пытавшегося по этому поводу раздуть скандал, — скривился сын депутата. — После капремонта здание без нареканий простоит еще лет десять-пятнадцать”.
“Но ведь квартиры покупают не на десять лет!”
“А это уже не наши проблемы, — хмыкнул младший Павловский, — а нечего вестись на дешевку”.